АРТ-ПЕРСОНА МЕСЯЦА
Irina Chaykina
Ирина – московская художница. По окончании Художественного училища архитектурного профиля работала художником оформителем. После Института Легкой промышленности работа художником-модельером на собственной фабрике по производству обуви. Участие в строительстве Храмового комплекса Иулии Анкирской дер. Лопотово, выполняла росписи дома священника 2003-2010гг.
Во время обучения в высшей школе ландшафтной архитектуры МАРХИ принимала участие в групповых художественных проектах инсталляциях –«Малявин и бабы» в Третьяковской галерее, Российско-Японских инсталляциях «Зеленая Волна» в Аптекарском огороде МГУ в 2005 году, «Духовные переходы» перед Третьяковской галереей в рамках проекта «Третьяковка без границ» в 2006 году.
С 2007 года член Союза дизайнеров России и неоднократное участие в выставках изобразительного и прикладнного искусств от СДР. Участие в выставках ландшафтного дизайна и персональной выставке живописи серии «Цветы» в VIP офисе ВТБ на Зубовском бульваре в 2009 году. Живописные работы находятся в коллекциях видных государственных деятелей России. В инстаграме Ирину вы можете найти под ником @irina__4aykina.
- При нашей первой встрече Вы рассказали, что с университетских времен Вы время от времени оказывались в творческой среде. Расскажите немного о своем пути становления.
- Вначале я училась в МТИЛПе, сейчас это Университет им. Косыгина. По первой профессии я конструктор изделий из кожи, в основном обуви. У меня даже было свое обувное предприятие, на котором я сама была модельером. Мне нравилось такого рода творчество.Тогда мои модели были самые востребованные в Москве. Как шутил мой бухгалтер: я была самым лучшим производителем итальянской обуви в Москве. Я первая в Москве начала производить ботфорты. А потом, когда дела стали складываться не лучшим образом, я разработала и стала шить военизированные ботинки с высокими берцами, по типу американских. На них тогда был высокий спрос. Когда конкуренция с Китаем стала слишком серьезной, пришлось с рынка уйти. Ещё у меня было архитектурное образование. Я закончила художественное училище с архитектурным профилем, потом училась в МАРХИ при кафедре ландшафтной архитектуры, стала ландшафтным архитектором. Когда мы с моим мужем строили Храм-часовню, мне это очень помогло войти в этот процесс осознанно, с архитектурной подготовкой. Роспись этой церкви была задумана в неорусском стиле, популярном на рубеже XVIII-XIX вв.
За основу взяли Абрамцевскую церковь и усыпальницу Саввы Мамонтова (проект Васнецова). Проект усыпальницы увеличили в 4 раза и построили храм. Храм-часовня Иулии Анкирской, находится в деревне Лопотово. Об этой церкви очень мало написано, я никак этим не займусь. Она вся в изразцах, росписи сделаны в стиле модерн. Отсюда все корни моей любви к модерну. Вначале мы хотели сделать точную копию убранства Абрамцевской церкви, но художники с которыми мы работали, а это были известные художники из Академии Ваяния и Зодчества Глазунова, сказали: “Ну зачем мы будем копировать? Дайте нам возможность для самовыражения, мы сделаем так, как должно было бы быть, если бы в те времена задумка была бы доведена до конца”.
Затем я работала в огромной корпорации, и занималась брендингом компании и ее продвижением. Параллельно Училась созданию графического дизайна в академии дизайна в Италии, в Милане. Это все, что касается моего образования. Я всю жизнь занималась чем-то около художественным, однако именно живописью и написанием картин вплотную не было времени заняться. Хотя все мои друзья всегда говорили: “Пиши! Рисуй! Это твое”.
Ирина Чайкина,
Храм-часовня Иулии Анкирской в деревне Лопотово
- И когда же Вы все-таки смогли полностью посвятить себя живописи?
- В конце концов я начала писать, после ухода из бизнеса. Относительно недавно я получила серьезную травму, которая посадила меня на какое-то время в инвалидное кресло и дала мне больше времени для творчества. Я начала заниматься живописью еще до этого, однако травма стала, увы, катализатором этого процесса. Когда я лежала в больнице, мой брат привез мне книги о художниках, которые я постоянно до этого покупала. Среди них была книга и о Фриде Кало, конечно же. И я задумалась: “Как же она всё-таки смогла?”. Это серьезный вопрос, потому что мне было очень тяжело и очень больно. Когда я села в инвалидное кресло, я поняла, что этим я и буду заниматься - живописью. Это была разрядка и отвлечение от всех моих бед, и тогда я поняла, что стану художником насовсем. Если раньше я писала от случая к случаю, то сейчас я без живописи уже не живу. Это моя профессия. Каждый день я занимаюсь рисованием по 5-8 часов.
- Какие художники вас вдохновляют?
- Мне очень нравится Тулуз Лотрек, это моя любовь. Конечно же Эгон Шиле, как минимум потому что я рисую человеческие тела и без изучения творчества всех “громад” в этом деле, работа просто невозможна. Тамара Лемпицкая - мой, так сказать, негласный учитель. Потому что я ее работы и копировала, и все ее творчество безмерно люблю. Меня вдохновляют все художники Серебрянного века. Я обожаю Серебрякову. Юрий Анненков мне очень близок. Это те, кого я очень внимательно смотрю, сама занимаясь творчеством. Также я люблю Фешина, Филонова. Я уже не говорю про Серова, Репина и иже с ними, это даже не обсуждается. Ну вот я назвала тех, книги с репродукциями которых у меня лежат на тумбочке рядом с кроватью в спальне. Когда я засыпаю, мне просто необходимо их посмотреть.
- Вначале своего творчества Вы в основном создавали красочные натюрморты, очень любили изображать цветы и природу. Как именно Вы перешли к тому, чтобы писать человека?
- Верх мастерства художника, по моему мнению, – это изображение человека. Я всегда восхищалась людьми, которые очень быстро рисуют человеческие фигуры и портреты и при этом улавливают сходство. Я этим сильно увлеклась, везде где возможно делаю наброски даже на пляже. У нас много студий, где можно рисовать людей. Минимум два раза в неделю я рисую фигуры и портреты разных людей в студиях. Мне всегда очень хотелось начать рисовать человека, чтобы это было не наивно, не смешно. Мне еще есть много куда совершенствоваться, но свои огрехи, которые у меня выступают из-за недостаточного знания пластической анатомии, я обхожу, ухожу в абстракцию, так сказать. Главное, что у меня идей много. А анатомия – это как знание языка. Когда знаний не хватает, то ты пытаешься передать свои мысли как можешь.
- Если художник чего-то не знает, не понимает каких-то законов рисунка или живописи, если художнику не хватает академического образования, его картины имеют право на существование? Или скажем даже не на существование, а на то, чтобы участвовать в выставках и в целом в жизни арт-мира?
- Да, безусловно. Потому что иногда столько мыслей. Я всегда занималась тем, чтобы мои мысли были более читаемы. И когда ты рисуешь, ты вкладываешь свою идею, но результат может получиться немного иной, например в глазах объекта появляется кокетство, азарт, какая-то чертинка, и идея от этого может стать даже более богатой, не побоюсь этого слова. А иногда я начинаю писать вообще без какой-то конкретной идеи и надеюсь, что мысль придет уже в процессе работы. Нужно ввязаться в бой, а там уже будет видно, как говорится. Я вижу массу мастеров, которые владеют очень хорошо академическим рисунком. Но всё-таки академическое образование - это некие шоры, которые не дают ступить влево, вправо, потому что это нарушение каких-то канонов и правил, и коллеги по цеху не поймут, если ты их нарушишь. А человек который вне этого сообщества может позволить себе сказать: "мы академий не заканчивали. У меня нет таких знаний, поэтому я могу позволить себе то, что я делаю”. Мне кажется, если бы у меня было академическое образование, я бы стеснялась делать то, что я делаю. Отсутствие академического образования мне наоборот даёт свободу. Хотя некоторые умеют побороть в себе это стеснение и идут во все тяжкие, чему я, если честно, немного завидую, потому что там видно мастерство.
