Возросший интерес публики к NFT работам, а также к токенизации уже существующих произведений искусства не обошел стороной и творчество Жана-Мишеля Баския, чью работу Free Comb with Pagoda (1986) предлагалось перевести в NFT, а оригинал уничтожить. Это «варварство» в отношении работы Баския не могло не вызвать всплеска негативной реакции к аукциону, который, в результате, и вовсе снял рисунок с продаж. Работы мастера своей стоимостью уже давно сравнимы с гигантами арт-рынка, а сам Баския стал одним из самых продаваемых художников еще при жизни.
Жан-Мишель Баския "Free Comb with Pagoda", 1986
Можно было бы предположить, что всплеск движения Black Lives Matter с последующим ростом заинтересованности к покупке работ афроамериканских художников возник еще в 60-е, однако это не совсем так, да и сам Жан-Мишель Баския не типичный его представитель. Происходит художник из обеспеченной семьи среднего класса, слушает элитарный джаз, а не уличный хип-хоп, хоть и представляя культуру его поколения, в свои 24 носит костюмы Armani, снимая у Энди Уорхола квартиру на Грейт-Джонс-стрит. Уже в детстве он говорит на трех языках: испанском, французском и английском, а в свободное время ходит на манхэттенские художественные выставки с мамой. В возрасте семи лет мальчик попадет под машину, и именно мама, придя к интересному решению разъяснить сыну, что, собственно, с ним происходит, принесет ему в больницу легендарную анатомию Грея, книгу, которая станет для Жана-Мишеля во многом центральной в его последующем творчестве. Но в какой-то момент Баския отваживается двигаться самостоятельно, уходит из семьи, предпочитая бездомный образ жизни, но приобретая свободу, с которой и начнется его творческий путь.
Энди Уорхол и Жан-Мишель Баския
SAMO – “same old shit”, или с чего начинает художник на стенах Нью-Йорка. Оставляя эти аббревиатуры с незамысловатым текстом политического характера, скорее транслируя настроения общества загнивающего в 70-е годы когда-то процветающего Нью-Йорка, Баския в граффити обращается прежде всего к слову. Его настенные работы, по большей мере лишенные изображений, будут ориентированы на язык в первую очередь, как бы делая художника отличным от остальных уличных коллег «литературным райтером». Буквенные изображения будут наводнять и живописные работы, что довольно сложно назвать повествовательностью, той нарративностью постмодернизма, упоминаемой Розалиндой Краусс как проецируемый на плоскость индекс.
Граффити Жана-Мишеля Баския с его фирменной подписью SAMO
Это также проекция, однако проекция шума трех языков и трех культур, пропускаемых через себя и транслируемых художником. Сам интерес к мировому художественному наследию этому вторит. Подобно классическим художникам, Баския штудирует анатомию, раннее упомянутую «Анатомию Грея», воспринятые уроки которой зритель увидит во многих его работах. Однако это не классическое понимание строения человеческого тела, это понимание сродни шкал и строчек внутри изображений, подобно накладываемую каркасу на едва собираемую им форму.
И в этом Баския во многом обживает уорхоловскую метафизику, его серийность, где глубинное в совершенно сиюминутном, а все метафизическое выводится на стену. И Энди Уорхол здесь появляется не спроста, ведь, как известно, с Баския они были очень близки, отвечая задачам и целям друг друга. У них даже была общая выставка совместно выполненных работ. Нельзя говорить об ее качественной успешности, ведь работы совершенно распадаются своими отдельно сложившимися художественными языками, однако сама возможность обеспечить Уорхолу современную аудиторию, в то же время продвигая молодого Баскию, была привлекательна. И эта коллаборация была не случайной, как и та дружба Уорхола и Жана-Мишеля, конец которой во многом свел последнего в могилу. Здесь вопрос проекции в их творчестве актуального, даже скорее способ этой проекции.
Жан-Мишель Баския и Энди Уорхол "Third Eye"
Каждая работа Баския буквально шумит, и в этом не столько виноваты африканская и карибская темы, сколько увлечение художника музыкой. Заполняя изобразительное пространство собой, образами, мыслями и не только своими, ведь известно, что во время работы для Баския были важны потоки, проходящие параллельно движению им кистью: играющая музыка, работающий телевизор и открытые книги, живописец выплескивает на холст энергию проходящую, наделяя ее, несомненно, и этническим своеобразием.
И как бы он не бежал от присваивания его к афроамериканской культуре, что во многом сводилось к ассоциации его и его творчества с искусством дикаря, тем не менее, сама идея возвращения в афроамериканскую культуру того, что из нее позаимствовал европейский модернизм, кажется здесь очень важной и актуальной. Достаточно вспомнить интерес Пикассо к культурам древних племен. Получается своеобразный кругоцентричный поток, возникаемый на сложном географическом переплетении как генетическом, так и идейном, образуемый вокруг многочисленных работ Баския. И говоря «многочисленных», мы подразумеваем именно это слово, ведь наследие художника исчисляется даже не десятками, а сотнями работ. И оно, что печально для Баския, изначально было плотно связано с арт-рынком. Этим постоянным давлением была обусловлена его мнительность, беспокойство, возможно, и поздняя наркотическая зависимость, от чего и скончается в возрасте 27 лет, буквально войдя этим пресловутым значением в ряды рок-музыкантов «клуба 27». И готовился к этой трагической смерти Баския как истинный последний модернист, выполняя в последние годы как серию Eroica, так и последнюю свою работу Riding with Death (1988).
Рынок работ художника с течением времени не только не теряет в цене, а лишь продолжает расти как количеством продаж, так и вырученными с них средств, и в этом, кажется, важна та предвиденная актуальность им проецируемого, что и в XXI веке своим экспрессионистическим выражением будет занимать одно из центральных мест на арт-рынке.